РЕГИСТРАЦИЯ ИЛИ СТАТУС?
Нынешний этап перерегистрации общественных организаций в стране, на мой взгляд, несет мало чего полезного, как государству, так и власти.
Если брать за основу то, что все действующие до сих пор общественные объединения (НПО) были зарегистрированы с соблюдением норм закона [в чем сомневаться собственно говоря не приходиться, так как иначе в отношении ответственных сотрудников и руководства Минюста нужно было бы заводить дела], по сути нынешний процесс должен был бы коснуться лишь названий НПО.
В соответствии с новым законом, перерегистрации и изменению подлежат лишь названия этих структур, но вовсе не цели и задачи, структура органов управления и т.п.
В этой связи совсем непонятны отдельные заявления «экспертов» о том, что нынешняя перерегистрация позволит выявить бездействующие НПО.
Во-первых, это можно было выявлять раньше по сдаваемым в обязательном порядке в Минюст отчетам о деятельности, а во-вторых, возникает вопрос – что собственно говоря незаконного или криминального в том, что НПО числится в списках, но активно не работает?
Никакие законы страны не запрещают общественной организации [да и любому хозяйствующему субъекту] существовать юридически, не ведя при этом по различным объективным причинам активную деятельность. То, что НПО на практике не работает, не означает, что ее нужно и можно закрывать.
В этой связи поправки в закон и соответственно необходимость перерегистрации можно считать приемлемыми только с точки зрения, приведения их названий, сущности в соответствие веяния времени, а не государственно-жизненной необходимости.
Вообще-то можно было провести этот процесс посредством предъявлением нового поправленного устава, без каких-либо иных бумаг и осуществить перерегистрацию, но властям потребовалось большее.
И хотя, весь процесс бесплатен, хотя бы я назвал его условно-бесплатный, так как расходы НПО все-таки несут, начиная с оплаты стоимости новой корочки свидетельства до расходов за различные «бесплатные» справки в налоговых инспекциях, хукуматах и т.п.
Помимо финансового вопроса, в процессе нынешней перергистрации существует и политическая компонента. В частности для получения справки о местонахождении организации, Минюст требует справку с хукумата района, хотя в законе говорится просто о справке, и не сказано откуда именно.
Причем один из представителей органов юстиции, перечислявший мне перечень необходимых документов, попутно ненароком заметил, что «скорее всего будут проблемы со справкой в хукумате».
Я еще тогда удивился и сказал: да брось ты, ака, там ее за полчаса, скорее всего получу. Он знал больше чем я. Получение справки в районном хукумате заняло порядка одного месяца, при этом с меня там потребовали документов в два раза больше, чем в самом Минюсте!
Оригинально, что для перерегистрации мне потребовалось рассказать всем возможным госструктурам о состоянии наших отношений с налоговой инспекцией, горстатом, представить справку от арендодателя, изучали наш нынешний устав, который будет заменен через пару недель, предложили даже показать будущий устав…
Пожалуй, слишком тщательно и много для одной справки о местонахождении и для одной перерегистрации. Конечно, я не думаю, что это очередной акт прессинга в отношении НПО и третьего сектора, но все же некая доля тенденции по ужесточению контроля за деятельностью общественных организаций в этом есть.
Впрочем, многие госчиновники всех уровней особо и не скрывают свои антипатии или подозрения в отношении НПО. Тон этому, к сожалению, задал президент страны Эмомали Рахмон, который несколько раз выступая с трибун заявил, что некоторые НПО работают на западные гранты, скрывая источники дохода, против интересов государства.
Глупо с этим спорить, наверняка есть и такие. В правительстве тоже не все следуют курсу президента и не все работают во благо народа, однако нельзя при этом говорить, что все правительство антинародное.
Также видимо и в этом случае. На Востоке есть хорошая пословица: скажи подчиненному принеси чалму того человеку, он принесет ее с его головой. Также и у нас чиновники, малейший намек главы государства, перестраховываясь, начинают реагировать сверх необходимого и, как результат, третий сектор (НПО) развивается в стране под ярлыком «агентств влияния Запада».
Самое сложное, что это уже так крепко сидит в умах значительной части представителей госаппарата, что даже лично принимая участие в различных мероприятиях, проводимые на гранты – семинарах, форумах, в программах обмена визитами, в неформальных встречах они все равно продолжают клеймить грантодателей – «ЦРУшниками», а грантополучателей – «агентами влияния».
Особенно это заметно у людей старшего поколения, выросшего на идеалах советского периода, что, может быть, является их негативной реакцией на развал некогда мощной державы – СССР, главным виновником чего они считают Запад. А гранты, выдаваемые гражданского обществу сегодня, по большей части, из стран Запада.
Вероятно, частично недоверие, неприятие к грантам у чиновников определяется на подсознательном уровне – «это то, что разрушило мою страну, разрушило то образ жизни, который меня устраивал».
Очевидно, что это не совсем справедливый подход, так как гранты не работают сами по себе, а их получают местные, таджикские граждане, которые родились не в США и не в Германии, а в том же Кулябе или Худжанде.
Многие грантополучатели – это дети советских таджикистанцев, дети 70-80-х годов, которые тоже не понаслышке знают о плюсах и минусах советского государства, и которые, обладая восточным менталитететом, в своих действиях и поступках прислушиваются к мнению родителей, старших…
Я все это к тому, что попытки усложнить процесс регистрации НПО, ужесточить государственную политику в их отношении, на мой взгляд, путь неэффективный и ошибочный. Это то же самое, что бороться со своими детьми, со своим народом.
Скорее нужна более четкая государственная политика в отношении третьего сектора, направленная на усиление взаимопонимания между властью и НПО и усиления сотрудничества во благо стабилизации таджикского общества и развития.
В этой связи, на ближайшую краткосрочную перспективу всем сторонам стоит рассмотреть вопрос разработки государственной программы развития третьего сектора, уточнения их статуса, облегчения регистрации и активизации деятельности в сферах традиционно считающихся зоной ответственности исключительно исполнительной власти, но в тоже время повышение правовой и иной ответственности НПО перед государством, обществом и самими грантодателями.
Не раскрывая суть возможных реформ, так как это очень большая тема, требующая длительных и обширных дебатов, позволю себе обозначить возможные направления.
Это создание специального или реорганизация существующего (например, Общественного совета РТ) органа при президенте РТ для проведения государственной политики в сфере НПО.
Это облегчение создания НПО, снижение необходимых требований, «единое окно» регистрации, улучшение общественного мнения о третьем секторе, возможно даже введение специальных предметов в школах и ВУЗах.
Это налоговые льготы [кстати, по логике основной критерий различия НПО от коммерческих структур, которого сегодня нет], специальный статус в фискальных органах, как это практикуется в странах Запада.
Это делегирование полномочий в части государственной и коммерческой деятельности, где в силу различных причин государство не в силах выполнять свои функции надлежащим образом. Например, мониторинг соблюдения прав человека, поиск изъянов в плане инвестиционной привлекательности таджикской экономики, весь сектор ЖКХ и т.п.
Это повышение прозрачности действующих в стране НПО, через обеспечение гласности их деятельности – издание ежегодных докладов-отчетов о деятельности, реализованных проектах, включая финансовые данные НПО по различным секторам со свободны распространением и через специальный сайт.
Хотя банковская и коммерческая деятельность частных структур в Таджикистане защищена законами, логично что общественные организации не должны ничего скрывать от общества и государства.
Но все это может быть эффективным только в увязке со всеми компенсационными мерами по улучшению положения НПО, в первую очередь освобождения от ряда налогов, иначе все будет воспринято, как попытка раздавить третий сектор и начало тоталитарного правления в стране.
НА ЗАРЕ ГРАНТОДАТЕЛЬСТВА
Зарождение НПО, общественных движений, объединений в Таджикистане, как вероятно на всем пост-советском пространстве произошло задолго до распада СССР. Уже на заре перестройки появлялись различные неформальные группы, телепередачи, свободные СМИ и журналисты.
Но такого размаха деятельности и присутствия в жизни общества, скорее всего, третий сектор добился лишь в начале 90-х годов.
На мой взгляд, сегодняшнее НПО-шное движение в Таджикистане начало зарождаться в 1994-1996 годах прошлого столетия, а активно развиваться стало в 1998-2001 годах.
Сразу после войны еще мало кто знал, что такое НПО, гранты, где найти грантодателя, как получить у него средства и т.п. Вопрос стоял о выживании в целом и соответственно гранты, вероятно, в первую очередь рассматривались, как источник дохода для сотрудников первых НПО, нежели как средство достижения поставленной цели.
Стоит отметить, что сами грантодатели сталкивались тогда с большими сложностями в плане выбора проектов и грантополучателей. Точнее выбора практически не было, не было базы данных, кто есть кто, кто не проест и не сворует грант, а хоть что-то начнет делать.
Если вспомнить, кто и как получал первые гранты в Таджикистане, то можно прийти к выводу, что принцип грантодательства строился на существующей персональной информации о том или ином кандидате, на консультациях экспертов, включая из соседних с Таджикистаном стран.
Гранты скорее давались под конкретные фамилии, чем под организации или заявленные цели проекта. Второй путь и он тоже существовал – это «создание грантополучателя», работа доноров с инициативными группами с целью дальнейшего их превращения в НПО.
Начало середины 90-х годов это уникальный период, когда многие доноры попросту искали кому дать деньги, чтобы третий сектор в Таджикистане получил рождение.
В этой связи показателен такой пример. Была такая известная организация как Корпус милосердия (Mercy Corps Intl). Она выделили одной инициативной группе журналистов грант на начало независимой информационной деятельности в 1996 году.
Но живых денег у них не оказалось и они предложили выдать грант в виде топленного масла, которое имелось у них в наличие по другим гумантарным программам.
Журналисты сперва сопротивлялись, так как с бизнесом были не очень хорошо знакомы, но потом приняли несколько бочек масла (может, кто помнит, были такие большие синие бочки с очень популярным в то голодное время топленым маслом).
Масло было передано в столовую одного крупного душанбинского предприятия, а взамен получены живые деньги. На эти деньги была начата работа одной из крупнейших сегодня в стране медиа-групп.
Еще одно крупное НПО, как рассказывает сегодня его руководитель, в 1995 году, будучи никому не известным, получило от одного западного донора первый грант в размере 5 тыс. долларов на работу с беженцами. Точнее деньги получил сам человек, как инициативная группа, не имеющая на тот момент госрегистрации.
Знакомые из той донорской организации его просто спросили, не готов ли он взять деньги на то, что и так пытается делать, а, получив его согласие, просто выдали грант, так как он даже не знал как написать проект.
Было ли все это финансирование подрывной деятельности в Таджикистане? Конечно, нет, потому что характер направленности проектов был гуманитарный, по сути, таджикскому обществу помогали выживать и взращивать здесь зачатки демократического общества, чтобы на пустоте и хаосе идеологии, этот край мира не стал очередным рассадником терроризма или тоталитаризма.
Наверняка старожилы, работающие сегодня в донорских организациях, помнят, что в то время было много случаев, когда гранты утекали как вода в песок Каракумов. Некоторые «НПОшники» попросту кидали доноров, списывали деньги, покупали квартиры в Москве, автотехнику.
Грантодателям пришлось пройти через этот неизбежный процесс фильтрации мусора от здравых сил, и к их чести, прошли они его очень достойно и терпимо. Общество не сотрясалось информацией о тех или иных махинациях, связанных с грантами, только между самим грантодателями, армия представительств которых росла в стране пропорционально росту местных НПО, шел тихий и негласный обмен информацией о неблагонадежности того или иного грантополучателя.
