Переведено с использщованием AI
Avesta.Tj | 29.06.2015 | Ожидания от июльского саммита ШОС и БРИКС в Уфе в оценках
политиков, экспертов, журналистов хотя и могут быть традиционно разделены на
оптимистов и пессимистов, но в нынешнем сезоне голоса оптимистов звучат заметно
громче. Формально главный уфимской вопрос повестки – ожидаемое утверждение
Стратегии-2025 как «модели будущего», призванной свидетельствовать о том, что
организация прошла этап своего становления.
Однако в реальности среди известных
вопросов повестки дня для Шанхайской организации выделяются два,
свидетельствующие скорее о том, что ШОС только предстоит пройти через ряд
непростых решений, которые и будут определять ее будущее.
Прежде всего, это решение о создании Банка развития и
Фонда развития ШОС. Дискуссии по этому поводу продолжались несколько лет, в том
числе и в первую очередь из-за отрицательного отношения к этому проекту
российской стороны. Отношение это возникло прежде всего из-за нежелания
институализировать китайское финансово-экономическое доминирование в
постсоветских странах – участницах организации. Однако кризис во
взаимоотношениях с западными странами заставил Россию пересмотреть как
глобальные приоритеты своей внешней политики, наметив «поворот на Восток», так
и тактику в отношении конкретных институтов и структур.
За прошедшее время
Китай начал создавать новый международный финансовый институт – Азиатский банк
развития инфраструктуры, выводящий из под формата ШОС ряд предполагаемых
функций и возможностей. Возникла определенная потеря интереса со стороны
китайской стороны к банку ШОС. Можно предположить, что элементом новой
стратегии Москвы будет попытка просто сбалансировать китайский компонент в
деятельности финансовых институтов ШОС, и в первую очередь – за счет дополнения
организации новыми странами-участницами.
Еще на душанбинском саммите ШОС в Душанбе в сентябре
прошлого года были обновлены документы, регламентирующие прием новых членов,
приняты «Порядок предоставления статуса государства – члена ШОС» и новая
редакция «Меморандума об обязательствах государства-заявителя в целях получения
статуса государства – члена ШОС». Тогда же прозвучал и тезис о высокой
вероятности вступления в организацию уже на уфимском саммите двух
стран-наблюдателей – Индии и Пакистана. Эти документы лишь подтверждали старую
позицию организации по отношению к наиболее перспективному из кандидатов –
Ирану, как и прежде, со ссылкой на санкции СБ ООН. Судя по всему, эта позиция
остается неизменной: странам ШОС не удается преодолеть барьер, именуемый
пиететом перед международными институтами периода холодной войны – ООН и
подконтрольной ей МАГАТЭ. Подобный реверанс начинает выглядеть все более
странным на фоне оптимистических заявлений о растущей статусности ШОС,
подразумевающей и альтернативность неэффективным международным организациям.
Генеральный секретарь ШОС Дмитрий Мезенцев, выступая на Петербургском
международном экономическом форуме, заявил, что Стратегия развития ШОС до 2025
года (которая должна быть принята на саммите в Уфе) станет философией
масштабного взаимодействия на десятилетие и заявлением о претензии ШОС на более
весомое позиционирование в регионе и более масштабное участие в решении
вопросов международной повестки. На этом фоне и в общем контексте новых мировых
реалий норма Устава ШОС, запрещающая прием в члены организации государства,
которое по тем или иным причинам находится под международными санкциями,
выглядит неким анахронизмом.
Можно вспомнить, что, внесенная в устав ШОС в 2009
году, эта норма, принятая специально «под Иран», была элементарной уступкой
США: столь же избыточной, как и принятый в период президентства Дмитрия
Медведева и отмененный недавно запрет на поставку ИРИ комплексов С-300. Все
обвинения в военном характере иранской ядерной программы окончательно утратили
какую-либо правдоподобность, и продолжающиеся апелляции к «снятию международных
санкций» ШОС просто компрометируют.
Иран солидарен с главными игроками ШОС – КНР и Россией –
в том, что регион должен самостоятельно обеспечивать свою стабильность и
безопасность без вмешательства внешних сил. Совпадение интересов создает
хорошие предпосылки для взаимодействия в этой стратегической области. Статус
полноценного члена ШОС позволил бы Ирану в полной мере использовать членство
организации для обозначения своих принципиальных подходов к формированию в
Центральной Азии региональной системы безопасности. Однако вступление Ирана в
ШОС на фоне «тупика» в Лозанне может позиционировать ШОС как блоковое
объединение и стать причиной ухудшения отношений с Европой и США,
сотрудничеством с которыми дорожат, каждый по своему, все участники
организации.
В то же время Иран нужен ШОС как один из ключевых
региональных игроков, без которого многие проекты в экономике, энергетике и
особенно в сфере безопасности региона так и останутся декларациями. В конце
концов Иран имеет не сравнимый ни с кем колоссальный опыт борьбы с
международным терроризмом, сепаратизмом, наркоторговлей и наркотрафиком. Для
России Иран – еще и потенциально ключевой партнер и союзник в решении целого
ряда проблем в жизненно важных для России регионах – на Кавказе, на Каспии, в
Центральной Азии. По большому счету на должный уровень координации между
государствами – участниками борьба с сепаратизмом, экстремизмом и наркотрафиком
в регионе ШОС так и не вышла.
Естественно, что проекты подготовленных «на подпись» в
Уфе руководителям государств – членов ШОС документов на этот счет вызывают в
Тегеране откровенное разочарование. Остается открытым вопрос об уровне участия
Ирана в саммите – не исключено, что в Уфу приедет лишь министр иностранных дел
Джавад Зариф. Усиливает это разочарование и почти тупиковое состояние
переговоров Ирана с «шестеркой» в Лозанне. К слову, почти неформальный статус
самой этой «шестерки» вполне логично может быть подвергнут сомнениям с точки
зрения безупречности ее легитимности. Заявляя о себе как о серьезном
международном субъекте, ШОС вполне могла бы создать собственный инструмент
контроля над ядерными программами стран-участниц, сделав его альтернативой
МАГАТЭ, чья ангажированность вполне конкретными интересами уже давно очевидна
всем. Однако до подобного ШОС, видимо, не доросла.
Географическая конфигурация, в которой сегодня существует
ШОС, оказывается неполной, разорванность геополитического пространства не
позволяет организации в таком виде брать на себя ответственность даже за
совокупность территорий стран-участниц или наблюдателей, не говоря уже о более
глобальной задаче. Образовались своего рода геополитические лакуны, такие как
все страны-наблюдатели, а также Туркменистан, Азербайджан, Армения, не говоря
уже об Афганистане или Грузии. Но если Азербайджан, Туркменистан, Грузия или
Армения являются субъектами, в отношениях с которыми России в обозримой
перспективе достаточно и двустороннего уровня, то Иран с его территориальным
расположением, демографическим, экономическим, энергетическим,
военно-политическим потенциалом вне структур общерегионального сотрудничества
находиться не может. В геополитике не может быть вакуума, пространство hartland’a
должно быть подчинено единым международно-правовым обязательствам и нормам.
Импотентность ООН и ОБСЕ требует от стран региона заполнения создавшегося
вакуума и взятия ситуации под контроль собственных институтов. Такой вариант с
точки зрения региональной безопасности и стабильности сегодня был бы наиболее
целесообразен.
А вот индийское руководство давно уже открыто дало всем
понять, что вступление в ШОС для внешнеполитического курса Нью-Дели –
«вчерашний день», и актуальности не имеет. С учетом этого достаточно
индифферентного отношения к участию в ШОС уже на протяжении многих лет Индии,
учитывая также ее непростые отношения как с Китаем, так и, наиболее явно, с
Пакистаном, – все это порождает в новом формате ШОС весьма непростую
конфигурацию. Дели не демонстрирует особой активности в отношении к ШОС, но
лишь ревностно наблюдает за продвижением при китайской поддержке пакистанской
инициативы. Ориентация Нью-Дели на США и наличие противоречий в отношениях с
Китаем и Пакистаном может оказаться тем «троянским конем», который будет
саботировать работу ШОС. В лучшем случае ШОС для Нью-Дели окажется просто
дополнительной площадкой для обсуждения локальных вопросов. В худшем – в
условиях консенсусного механизма принятия решений в организации всегда можно будет
ожидать неожиданностей в виде блокирования тех или иных вопросов голосом
«против» индийских участников.
Добавляет интриги в вопросе о расширении ШОС и заявление
главы МИД Афганистана Салахуддина Раббани, который, выступая на конференции
«Безопасность и стабильность в регионе ШОС» в Москве, сделал заявление о том,
что на саммите в Уфе Афганистан намерен подать заявку на вступление в ШОС. За
этой инициативой просматривается сразу два внешних интереса: во-первых, все тот
же китайский. Чрезвычайно активизировавшись в последние пару лет в реализации
своих экономических проектов в Афганистане, Китай столкнулся с необходимостью
обеспечивать хотя бы минимально необходимый уровень безопасности в этой стране.
С осени прошлого года ведет отсчет активная челночная дипломатия между Пекином,
Кабулом, Эр-Риядом и Исламабадом, пока ее венцом стали промежуточные переговоры
между кабульским правительством и представителями «Талибана» из пакистанской
Кветты. Лоббирование Пекином участия Афганистана в ШОС означает и стремление
вовлечь Россию и страны Центральной Азии в афганский процесс, что требует
отдельного рассмотрения и оценки. Для начала вызывает много вопросов сам факт
участия в ШОС страны, находящейся в состоянии перманентной гражданской войны и
принимающей на своей территории достаточно серьезный военный контингент
иностранных государств. Еще в 2005 году в Астане главами государств – членов
ШОС принималась на этот счет декларация, подобное присутствие отрицающая. Тогда
актуальной была тема американской военной базы в Киргизии.
Сегодня полный и
окончательный вывод западных войск из Афганистана должен стать, по логике,
первым из вопросов, которые главы государств – членов организации должны задать
афганскому президенту Ашрафу Гани Ахмадзаю. Афганистан при его нынешней администрации,
подконтрольной стратегически Вашингтону, может оказаться вторым «троянским
конем» для ШОС, вместе с Индией.
Другие страны – участницы ШОС – Казахстан, Узбекистан,
Таджикистан и Киргизия – в создавшейся обстановке вынуждены лишь находить свои
локальные интересы, лавируя между Россией и Китаем. Что означает: ШОС пока
остается результатом блокотворчества инструментального характера, призванным
обеспечить не столько реальные потребности участников, сколько решение
геополитических задач иерархически более значимых, блокообразующих субъектов,
каковыми остаются КНР и РФ.
Источник «Независимая газета»
