Переведено с использщованием AI
Хирургия, пожалуй, элита врачебного искусства, а хороший хирург – сродни президенту. С одним из таких, заведующим взрослым глазным отделением второго корпуса РКБ-3 (Караболо) Мухаммадом НИХМОНОВ встретился корреспондент ФК.
— Почему Вы выбрали профессию врача?
— Когда я был маленьким, мой дед страдал катарактой – это повреждение хрусталика. До этого он не видел, а после операции – прозрел. Мне стало очень любопытно, и так дело за делом я попал в офтальмологию.
На самом деле операции по катаракте – это жемчужина микрохирургии: больные приходят к нам практически слепыми, а после операции вновь видят мир во всем его превосходстве. Раньше мы имплантировали российские линзы, теперь также применяем американские, немецкие, японские.
— Вы согласны с утверждением, что врач – это дар от Бога?
— Главное, чтобы было большое желание. Когда есть желание и поставлена цель, человек станет хорошим специалистом в любом деле.
У нас много людей, которые получают высшее образование, но если в душе нет поставленной цели, он не станет хорошим врачом. Надо любить свою профессию, только тогда можно стать хорошим специалистом.
— Наверняка, за время вашей практики было много курьезных случаев или сложных моментов. Могли бы припомнить некоторые из них?
— Практически всегда у нас идет первичное заживление после операций, хотя бывают, конечно, и осложнения. Нет таких хирургов, которые бы не совершали ошибок.
В начале 90-х я оперировал одного больного при развитии инфекции. Ему было очень неприятно, потому что он испытывал сплошные муки. Мы смогли сохранить ему глазное яблоко, но зрение не восстановилось.
Однажды, один всемирно известный академик, когда я был в Санкт-Петербурге, читавший нам лекцию, сказал: «Уважаемые коллеги, раз вы держите нож в руках, у вас будут осложнения, но старайтесь, все-таки, избегать этого».
В Петербурге я проходил специализацию по травмам, изучал докторальные вопросы офтальмологии. Всем навыкам микрохирургии я научился там.
Также 1993 году меня с профессором Зухрой Ахроровой пригласили на стажировку в США, мы проработали там два месяца. Они открыли хирургический кабинет прямо в самолете, в «Боинге».
Это был гуманитарный самолет. Они летают на нем по всему миру и оперируют именно в самолете, где созданы все условия. Кстати в свое время Святослав Федоров создал хирургический глазной кабинет на корабле и там оперировал, а здесь в самолете. В принципе не важно где, важен результат.
— Какие факторы влияют на исход операции?
— Во-первых, техника. У нас в отличие от других врачебных специальностей — микрохирургические операции. Мы оперируем под микроскопом.
Кстати хирург должен пройти полный курс микрохирургии, чтобы быть готовым, потому что до того, как сделать операцию на больном, мы два года «резали» бычьи глаза, чтобы набить руку. Потом еще месячный курс микрохирургии — в Киеве, еще один – в Армении, в Москве – у Федорова.
У меня, слава Богу, стаж большой 22 года, был во многих странах, но все же… Мы, например, работаем в первом областном отделении, которое профилировано по глазным травмам, то есть к нам поступают в основном больные с тяжелыми травмами – это проникающие ранения, проникающе-колющие, проникающе-сквозные ранения – такие операции проводятся под микроскопом, поэтому к их качеству повышенные требования.
Многие не знают, что наши больные очень сложные, результат иногда бывает не очень хорошим, потому что у больных наблюдается полное разрушение глазного яблока. Мы делаем операции, но зрение уже не восстанавливается.
Нам нужны совершенные микроскопы, у нас же пока микроскопы 80-х годов, которые в развитых странах уже списали. Мы же ими пока пользуемся, сами даже ремонтируем, и они все еще работают.
Хотя, как говорится: «Трудно в учении, легко в бою», если бы были более современные микроскопы, работать было бы легче.
Важно также качество инструментария. Везде в мире работают титановыми инструментами, они легкие, а у нас… В основном наши врачи работают инструментами из стали, титановых мало.
Я привез из-за рубежа комплект титановых инструментов, стараюсь давать их всем хирургам, но вообще каждый должен иметь свои инструменты. Правда, пока все коллеги приобрести титановые не могут, они очень дорогие.
— Вы не упомянули самих врачей, как фактор. Ведь, роль врачей не менее важна…
— Верно. Мы должны быть всегда психологически готовы, потому что к каждому больному подход индивидуален. К примеру, допустим, делаешь 80 одинаковых операций, но результаты разные.
Человек 8-9 можно спокойно прооперировать, а у одного в послеоперационном лечении выходят осложнения: гипертензия, гифема (кровоизлияние в области глазного яблока) и т.п. Надо дать каждому больному время психологически подготовиться к операции и самим быть в готовности.
— А Вы можете изначально предсказать, какой будет результат?
— Если это катаракта, то — да, потому что 99% операций на катаракту имеют положительный исход, такие больные будут видеть. Есть, правда, одно «но» — если даже хрусталик качественный и хорошо имплантирован, а на глазном дне есть изменения, после операции человек не сможет видеть также прекрасно как когда-то.
— И Вы заранее предупреждаете больных об исходе операции?
— Перед операцией мы делаем ультразвук и даем оценочную картину. В некоторых случаях, когда проблема более обширная, мы предупреждаем, что после операции зрение может быть, а может и нет.
Если пациент согласен, мы готовим его к хирургическому вмешательству, если не согласен, то нет.
Есть еще болезнь глаукома – это повышение внутриглазного давления, что в результате приводит к атрофии зрительных нервов. Обычно первичная глаукома (на первом этапе_ не госпитализируется, а вторичную мы госпитализируем, и объясняем, что у них там начинается атрофия зрительных нервов. Для уменьшения боли, проводим операцию.
— Любой врач в первую очередь человек. Вы что-то испытываете в случае неудачной операции?
— По началу бывает очень тяжело. Чувство вины возникает тогда, когда во время операции допускаешь ошибку.
Но есть больные, перед которыми, допустим, не испытываешь вины, несотмря на результат. К примеру, приходят люди с онкологическими заболеваниями глаза. Они не обращаются в онкологическое отделение, потому что одно лишь его название их пугает.
А онкология глаза – это, в большинстве случаев, необходимость удаления глаз. Также, зачастую, такие больные обращаются к нам уже тогда, когда начинаются метастазы, и очень трудно им объяснить, что помочь им мы уже не в силах.
— Во времена СССР, наш ТГМУ считался одним из лучших в стране. Сейчас рейтинг уже не тот. С чем, по-Вашему, связано падение авторитета?
— Послевоенные годы, конечно, сказываются. В любых странах война отражается на всех сферах. Нынешний ректор ТГМУ У. Курбанов старается поднять прежний авторитет ВУЗа.
Он хороший специалист, тоже микрохирург, мы вместе закончили институт. Он занимается пластической, сосудистой хирургией. Курбанов, действительно, постепенно подымает рейтинг института.
В последние пять лет к нам приезжало мало иностранных студентов, сейчас их, по-моему, около 1000. В принципе надо налаживать международные связи, думаю, что очень институт вновь станет рейтинговым.
Работая с американцами, мы заметили, что владеем техникой операции не хуже них. Более того, многие из них сами не оперируют, выступают в роли консультантов, а приглашают на операции иностранных специалистов.
Но если в целом сравнить нашу медицину и американскую, мы ей заметно уступаем.
— Но, Вы же сказали, что наши специалисты ничем не хуже американских…
— У них качественная профилизация. Например, они глаз делят на 5-6 операций. Если, допустим, глаукома – делает один врач, катаракту – другой. Поэтому у них уровень мастерства выше. Мы универсальные хирурги, но в целом наш уровень где-то в конкретных операциях пониже.
— Что Вы думаете по поводу оснащения таджикских больниц? Оно достаточное?
— Нет конечно. Думаю, они сейчас нуждаются в полной реконструкции. У нас все оборудование еще советского производства. Хотя мы понимаем, что медицинское оборудование очень дорогое и наше государство пока не в силах обеспечить все клиники.
Пока мы удовольствовались бы новыми микроскопами. Без них некоторых больных мы вынуждены отсылать за рубеж.
Совсем уж жаловаться тоже было бы грех. Карабало сейчас в этом плане во многом превосходит другие клиники, американцы и японцы выделили детским отделениям новую аппаратуру. Например, в нашей детской службе стоят японские лазеры, есть новейшие микроскопы.
— В настоящее время медицина в Таджикистане стала труднодоступной, создается впечатление, что чтобы получить качественную помощь, нужно иметь большой счет в банке. Что Вы думаете по этому поводу?
— Это просто недобросовестные люди, а не врачи, забывшие клятву Гиппократа…
Подготовила Нозанин Расулова, ФК
